Раненый под Иловайском 24 августа боец батальона территориальной обороны "Кривбасс" Игорь Павлов рассказал, как ему и батальону обещали, что дальше области они не поедут и о том, как ему по ночам теперь снятся боевые действия.
Криворожанин Игорь Павлов пообщался с корреспондентом "Цензор.нет" Викой Ясинской и рассказал о пережитом в зоне АТО.
«До войны я был начальником отдела продаж в агентстве недвижимости. Когда пришла вторая повестка - явился в чем был. Так и забрали. Вечером вещи жена поднесла. Добровольно не пошел бы, но призвали - и я пошел, потому что я житель этой страны. И несмотря на то, что потерял руку - не жалею. Есть такая фраза избитая «кто, как не я». И это действительно так.
Первые три дня я в шоке ходил по казарме. Приняли присягу, десять дней по полигону побегали - и вперед на войну. Нас посадили в автобус и не сказали, куда мы едем.
Когда проезжали Запорожье, нам сказали: ребята, за пределы области вы не попадете. Я понимал, что что-то не то. Пересекли Розовку, это граница, страшно стало.
Я участвовал в двух боях. Руку во втором потерял, под Иловайском, 24-го августа. Наш водитель наскочил случайно на машину, их там человек 30 было, а нас - семеро. Он остановился и зачем-то еще с ними разговаривать начал. А они в ответ - стрелять. Ну и мы ответили тем же. И тут меня из подствольника «бумц» - я упал, поднялся, второй раз «бумц» - подымаюсь, а рука уже висит. Через борт смотрю: пацаны побежали - я за ними. По зеленке пробежал и понял, что я уже все. На пустой базе у сепаратистов нашел полотенце - перевязали, укололи какое-то обезболивающее, спрятался. Пацаны дальше ушли, и что с ними сейчас, до сих пор неизвестно. Я в зеленке ночевал. А утром пошел искать наших. Три раза падал без сил.
Проходил мимо поста "ДНР", а у меня шевронов нет, они рукой махнули и даже не спросили кто я. Очень повезло.
Я часа два шел, а когда увидел своих - просто сел и ноги уже не работали. Доставили в Волноваху. Помню только, как руку отрезали и как вертолетом летел в Днепр. Все. Откуда у меня 4 шрама на голове и вся левая часть в осколках - не помню. В одну из ран на голове палец входил. Так что мне дважды повезло.
Мы - добровольческие батальоны и координация между нами плохая. 39-й шел через нас нападать, а мы про это не знаем. Но в Днепре, когда лежал, я поговорил с майором из управления корпуса, он сказал, что у них там все четко. Он знает свои полки, батальоны, знает, кто куда и когда идет. А добровольцы,получается, сами по себе. Снабжения нам хватало лишь благодаря волонтерам.
Первый лагерь, в который приехали - 8 км от России, но свободная зона, под Украиной была. С местными пообщались.
Мне дедушка один понравился, говорит: "Хлопці, думали, що під ДНР буде добре, але під вами - краще."
Хотя были и такие разведчики, их потом отправил комбат на блокпосты, которые местных щемили немного. Сидит боец в секрете, идет местный. Солдат выскакивает и на него прыгает. Чего ты на него прыгаешь? Ведь он же местный - и без того пуганный.
Я видел своими глазами 4 трупа ДНРовцев, их в лагерь привезли просто. Из этих четверых - 1 украинец, трое - из России, двое из этих троих - с кавказской внешностью.
Из батальона - человек 100, может быть, - добровольцы.
"Когда мы сидели в учебке, в казармах было очень много разговоров: "Что я тут делаю?". А потом поехали в Донецкую область. И те, которые не понимали, зачем они здесь, - они первыми хватали оружие и рвались в бой."
Жена была против, чтоб я шел, отмазать хотела. А детям я про бои не рассказываю, не нужно это. Но про то, зачем я туда пошел - это другое дело.
Мне, честно, психолог нужен. Начинаю засыпать, а вместо сна - снова бой."
На следующий день после разговора Игоря с корреспондентом, он отправился в Германию на реабилитацию.