Замкомбата о ситуации с 40-м батальоном «Кривбасс»: ошибки командования налицо

О героизме бойцов 40-го БТО "Кривбасс", о безвыходном положении, в котором оказался личный состав под Илловайском и Дебальцево, рассказали непосредственные участники событий корреспонденту "Домашней газеты".

Генеральный штаб обвинил 40-й батальон «Кривбасс» в окружении наших войск в Дебальцево и прорыве, который привёл к большим потерям техники и личного состава. Это заявление на минувшей неделе было распространено в интернет-пространстве. 

При этом никаких официальных документов, свидетельствующих о такой позиции Генштаба, обнародовано не было. Однако в батальоне связывают подобные заявления с поиском тех, на кого можно было бы возложить всю вину за провал операции под Дебальцево. И «Кривбасс», который де-юре ещё существует, но де-факто уже расформирован, подходит на роль виновного более чем удачно.

Не сдашься в плен - погибнешь

«Разрушение системы обороны в Дебальцево началось с внезапным окончанием сопротивления противнику со стороны личного состава 40-го батальона территориальной обороны (сдача в плен всего личного состава). Впоследствии несколько подразделений сил АТО самостоятельно вышли из зоны боевых действий (дезертировали). При попытке ввести в бой резервы в виде подразделений 3-го и 8-го полков специального назначения часть личного состава отказалась выполнять боевые задачи, часть после введения в зону боевых действий через небольшой промежуток времени самостоятельно покинула зону боевых действий. В конце концов, все эти обстоятельства не позволили организовать эффективную оборону плацдарма и заставили руководство ГШ ВСУ отдать приказ на вывод войск с плацдарма», - сказано в сообщении, обнародованном журналистом Юрием Бутусовым.

Эта информация, мягко говоря, шокировала заместителя командира батальона полковника Юрия Синьковского и младшего сержанта Сергея Бондаренко, которые специально для «Домашней газеты» рассказали, как и почему сгущаются тучи над подразделением.

Замкомбата о ситуации с 40-м батальоном «Кривбасс»: ошибки командования налицо (фото) - фото 1

- Суждение о том, что 40-й сдался в плен всем личным составом, не соответствует действительности, - говорит Сергей Бондаренко, непосредственный участник тех событий, поскольку ему довелось выходить из окружений и под Иловайском, и в Дебальцево. - Батальон в составе всего 250 человек держал линию обороны длиной почти 12 км. Естественно, людей катастрофически не хватало. В плен сдалось 93 человека, находившихся на опорных пунктах «Мойша» и «Копьё», но не весь батальон, как сказано в заявлении. Однако в том, что ребята попали в плен, нет их вины.

С 6 февраля началось очень мощное наступление врага на один из этих «опорников». Поверьте, за эту войну я видел разные обстрелы, но обстрелов такой плотности ещё не было. Ребят накрывали из всех орудий, но они всё равно продолжали стоять. «Мойша» был крайним «опорником». И когда в районе Чернухино началось сильное наступление на 128-ю бригаду, подразделение отошло, и в линии обороны образовалась «дырка». В результате чего через железную дорогу в тыл начали просачиваться боевики, хотя их должны были зачистить или нацгвардейцы, или милиционеры из батальона «Львов». Но этого сделано не было. Получается, что наших ребят отрезали и продолжали по ним лупить из орудий. Они держались до последнего, пока наш комбат не дал указание сдаваться в плен, мол, в верхах всё договорено, сдавайтесь, а вас потом отпустят. В итоге бойцы сдались. В противном случае массовой гибели вряд ли удалось бы избежать.

«Выходили мы «лентой» в 50 человек»

Сергей Бондаренко с позывным «Руся», который находился на опорном пункте «Зенит», рассказывает, как ему удалось выйти из окружения в Дебальцево:

- Хотя Генштаб обвиняет нас в том, что технику мы бросили, но оставлять, по большому счёту, было нечего. У нас на «опорнике» техники, на которой можно бы было выехать, не было вообще. Честно говоря, у меня мороз по коже идёт от воспоминаний о том, как мы выходили из окружения. Если бы в том поле, где стояли, остались до утра, то вариантов выжить не было бы вообще - нас бы уложили, как солдатиков в тире. Покидая «опорник», оставили включённым генератор, чтобы сепары думали, что мы ещё там. Идти решили ночью. Почти 50 человек разбились на три группы. Дошли до опорного пункта «Валера». Там скоординировали свои действия и «лентой» продолжили свой путь вдоль посадок и полей. Кстати, там могли нарваться или на растяжки, или на засады. Но чудом этого не произошло, как и того, что нас никто не обстрелял. Дошли до Луганского. А там такое движение наших войск! Подумали, помощь пришла для деблокирования, а это, как оказалось, был выход всей группировки наших войск из Дебальцево. Это я веду к тому, что никакого организованного отхода не было.

Замкобата Юрий Синьковский, который ещё летом прошлого года получил под Иловайском серьёзное ранение и в ходе дебальцевских событий вернулся на фронт в качестве волонтёра, вспоминает, какие советы давал боевым товарищам во время выхода из окружения.

- У ребят получалось дозвониться до меня, хотя я находился в Кривом Роге, а вот связаться с командованием сектора не удавалось, поскольку связь постоянно глушили, - говорит Юрий Александрович. - Звонившие с «опорников» спрашивали: что делать? Я им советовал: если уверены, что находитесь в полном окружении, нет подвоза снарядов и продовольствия, плюс к тому - «слепые» ночью, есть три выхода из ситуации. Отстреливаться до конца, чтобы не осталось боеприпасов, сберечь жизни, сложив оружие, с наступлением ночи начинать выходить или стоять до конца, то есть насмерть.

Например, Влад Ломака с опорного пункта «Пчела» принял решение стоять до конца, поскольку выйти самостоятельно не получалось. На «опорнике» были убитые и раненые. То есть в лучшем случае попадут в плен или будут уничтожены. Часа через три после этого разговора он позвонил снова и сказал, что они таки выходят. У ребят появилась возможность погрузить убитых и раненых на технику 128-й бригады.

То есть это свидетельство того, что 40-й батальон наряду с другими подразделениями начал выходить из окружения и никакого дезертирства не проявил, как нам пытаются приписать. Понятно, что продолжаются поиски виновного в сложившейся ситуации. Однако, на мой взгляд, ошибка командования - налицо. Когда я возил гуманитарную помощь, то по дороге Артёмовск - Дебальцево в попутном и обратном направлениях попал под обстрел. Как только вернулся на мирную территорию, сразу же обратился к оперативному командованию с вопросом: неужели не видно, что образуется очередной котёл? Предлагал даже наблюдателям ОБСЕ поехать и посмотреть на то «перемирие», которое в тот момент наблюдалось на фронте. Это было за 4 дня до отхода. Но командование побоялось отвести войска раньше, в результате чего сотни воинов попали в плен, а десятки погибли. Боязнь принятия решений - это, увы, неизлечимая болезнь нашего командования.

«Коммандир должен быть на позиции»

Есть ещё одна проблема, которая не позволяет бойцам на передовой воевать в полную силу, - вышедшая из строя военная техника. Сергей Бондаренко вспоминает: например, в одном из танков, который передвигался и стрелял, неожиданно лопнула трубочка. В результате чего вытекло всё масло из трансмиссии, танк перестал заводиться и ездить. Стрелять из него тоже было опасно - экипаж в стоящей на одном месте «броне» мог стать лёгкой мишенью для врага. Починить танк не было технической возможности.

А вот ещё один пример - в БРДМе лопнул кардан. Естественно, заменить его было нечем. Пока три недели ждали поставку запчасти, баки и колёса машины изрешетили осколки от упавших снарядов. Техника пришла в негодность. «Руся» говорит, что эти и танк, и БРДМ на бумаге существовали как боевые единицы, однако в реальной жизни даже не могли сдвинуться с места.

- Если бы на передовой была своевременная доставка ремонтных комплектов для тех же танков, БМП, то техника могла бы быть манёвренной, что является неотъемлемым условием в ходе боевых действий, - уточняет Юрий Синьковский. - Но это условие не выполняется. Более того, ремонтные бригады, находящиеся в глубоком тылу, откровенно не хотят и даже боятся выезжать на передовую для ремонта техники. Ведь работа длится не час и не два - иной раз полдня.

Кроме того, командиры должны владеть обстановкой на всех опорных пунктах, постоянно объезжать их, интересоваться потребностями бойцов, поднимать их боевой дух. Бесспорно, уважаю отвагу и героизм наших ребят, но если они не видят на позициях своего командира, это играет против них. Даже если безвыходная ситуация, командир всё равно должен найти слова, чтобы этот дух сохранить и укрепить. Если это опорный пункт или нужно занять оборону, следует грамотно распределить, кто и где находится. Определиться и по ребятам, кто из них явно слабенький, может, даже боится. Это сразу видно по глазам. То есть главное - правильно организовать оборону. Даже если нет связи, можно прибегать к перекрикам, чтобы люди не были ночью слепыми котятами, чтобы не уснули ночью, пропустив разведывательно-диверсионную группу врага. Нужно поднимать роль командиров отделений, в которых насчитывается всего до 10 человек. Если уверен командир, значит, люди знают, что выживут. Только он даст слабинку, эта надежда может быть потеряна.

Несмотря на то, что заявление Генштаба о дезертирстве 40-го батальона пока не нашло своего документального подтверждения, а всего лишь было распространено в виде предположений и домыслов в интернет-пространстве, подразделение отреагировало соответствующим письмом. В нём бойцы подробно описали взятие в окружение и выход из него.

- На мой взгляд, агрессия по отношению к «Кривбассу» может быть вызвана тем, что нужно найти виновного в дебальцевских событиях, - предполагает полковник Синьковский. - И на эту роль более чем удачно подходит наш батальон, который де-юре ещё существует, но де-факто уже расформирован. И командование надеется, что некому будет постоять за честь подразделения. Но это большое заблуждение. И если батальон захотят очернить, то мы молчать не будем. Если откроем глаза на всю правду, то очень многие генеральские погоны полетят, поскольку есть конкретные, задокументированные факты, показания смежных подразделений о том, как всё было на самом деле.

Как мы сообщали ранее, командир батальона Виктор Почерняев возмущен такими заявлениями. Он уверяет: личный состав прорывался из окружения с тяжелыми боями исключительно по приказу командования.

На войне есть место подвигу

Чтобы меньше было спекуляций на тему дезертирства, невыполнения боевых задач, Юрий Синьковский ставит амбициозную задачу - наградить как можно большее количество бойцов различными орденами и медалями. Уж тогда командование, вручающее награды «кривбассовцам», не сможет обвинить их в военных промахах. Ведь на этой войне действительно есть место подвигу и отваге.

И Синьковский, и Бондаренко в один голос рассказывают историю бойца «Кривбасса» Виталия Бунчикова, уроженца Пятихаток. При выходе по «зелёному коридору» из-под Иловайска вражеская пуля попала ему под глаз и вышла навылет через ухо. В результате этого ранения прямо на поле боя у Виталия отказали ноги, постоянно кружилась окровавленная голова. Чтобы выжить, боец стал ползти по земле. При этом умудрялся делать в телефоне пометки о расположении вражеских установок «Тюльпан».

- Парень с весом почти в 100 кг полз двое суток, - вспоминает Юрий Александрович. - Жара стояла неимоверная, воды при нём не было. От сильной жажды он уже не мог говорить, когда вышел со мной на связь по мобильному. Сказал, что больше уже не может ползти, наверно, пришёл его черёд умирать, и отключился. Потом он рассказывал, что в этот момент стал читать молитву. Неожиданно подул свежий ветерок. Виталий понял, что это знак, и стал ползти дальше. Дополз до села и каким-то образом взял в заложники сепаратиста, держа в своей руке гранату с выдернутой чекой. Мол, терять нечего, если не довезёт до наших позиций, то подорвётся вместе с Виталием. В итоге сепар таки его довёз, а наш герой выжил. Но я не могу представить его к награде, поскольку он служил в 40-м батальоне территориальной обороны, а теперь подразделение носит название мотопехотного.

А вот ещё один геройский случай, имевший место также под Иловайском. Подвиг совершил Павел Воронич. Когда «опорники» оказались в окружении, на один из них вражеский танк вышел на прямую наводку.

- С километра он может попасть в бочку с горючим, а тут он выходит на 800 м, - вспоминает замкомбата, который принимал непосредственное участие в боевых действиях под Иловайском. - Что мы можем противопоставить? РПГ бьёт на расстояние только до 500 м. Оставалась надежда только на пулемёт, который мог вывести танк из строя или в лучшем случае поразить окошечко наводчика размером всего 15 на 15 см. Но надо было установить пулемёт на открытой позиции. Один наш снайпер, которому мы предложили выполнить это смертельное задание, сразу отказался. Согласился только Паша Воронич. Фактически он шёл на верную гибель, поскольку нужно было подняться на открытую позицию, поставить пулемёт и вести огонь по танку. Понятное дело, что он был как на ладони. По нему стали стрелять снайперы. Первая пуля пробила мочевой пузырь, вторая - тазобедренный сустав. После этого Паша затих. Но и танк был выведен из строя. Враги сразу же выбросили белый флаг, и им потребовалось около пяти часов, чтобы оттащить танк. Наш герой - простой сельский парень, пошёл на смерть, чтобы защитить своих боевых товарищей, но чудесным образом выжил. Однако пока мы не можем наградить его орденом «За мужество», по тем же бюрократическим причинам, что и Виталия Бунчикова. Но я уверен: рано или поздно мы этого добьёмся.

Впрочем и о самом полковнике Юрии Синьковском в батальоне отзываются очень тепло и уважительно. Юрий Александрович, имеющий боевой опыт в Югославии и Приднестровье, пользуется неоспоримым авторитетом как среди офицерского, так и среди рядового состава. Сергей Бондаренко просит его рассказать о том, как вёл переговоры с сепаратистами и как они его потом звали на чаепитие.

- Люди, которые воюют против нас, - бесспорно враги, - говорит Юрий Александрович. - Но даже во время войны должны соблюдаться элементарные человеческие правила, например, та же Женевская конвенция о правах человека. Людей нужно уважать, несмотря на их взгляды, а тем более тех, кто сложил свои головы в бою. Понятно, что гибнут бойцы с обеих сторон. И вот после одного такого боя в селе Зелёном из уважения к погибшим я принял решение вернуть их тела вражеской стороне. Позвал местных, чтобы они забрали трупы и отвезли их куда надо. Даже дал председателю сельсовета свой номер телефона. С того момента стал мне звонить человек с позывным «Фергана». Говоря с ним, я всегда включал громкую связь, чтобы бойцы могли всё слышать. Сепаратист поблагодарил меня за возвращённые тела его бойцов и взамен пообещал целый день не обстреливать наши позиции. И слово своё сдержал. Потом был ещё звонок. Я «Фергане» и говорю, чтобы он не наступал на нас со стороны села. Ведь мы будем давать «ответку», значит, уничтожать населённый пункт. Было дело, что «Фергана» даже приглашал меня на чаепитие в Иловайск. Говорил, чтобы я пропустил его машину возле нашего блокпоста, мол, мы сядем в неё, поедем и поговорим с глазу на глаз. Естественно, никаких чаепитий быть не могло. Но я считаю, такие переговоры необходимы, чтобы знать сущность врага.

Не все родители хотят пройти тест на ДНК

Батальон «Кривбасс» понёс существенные потери личного состава, пережив два котла. Однако на сегодня в плену после дебальцевских событий находится пять бойцов, ещё двое числятся без вести пропавшими. По 18  «кривбассовцам», пропавшим прошлым летом под Иловайском, информация расплывчатая. Кто-то из них, возможно, погиб, находится в плену или вывезен в Россию на принудительные работы.

- Увы, не все родители этих ребят хотят сдавать кровь для проведения ДНК-анализа, - отмечает Юрий Синьковский. - Некоторые ходят к ворожкам, экстрасенсам в надежде, что их дети живы. Мы это понимаем, но тем не менее стараемся убедить всё же пройти ДНК-тест, принять правду, какой бы горькой она ни была, а тела погибших воинов предать земле в родном краю.

Ещё 68 бойцов находятся в состоянии тяжёлого стресса. Они не выходят из дому, замкнулись в себе. Даже не хотят должным образом оформить документы на увольнение в запас. Хотя военная прокуратура уже собирается обвинить их в дезертирстве.

- Ребята мысленно ещё воюют, - говорит Синьковский. - Какой психолог их сможет быстро вытащить из этого состояния? Ну что греха таить, приезжали к нам на передовую три женщины-психолога из Днепропетровска. Искренне хотели помочь ребятам. Но после первого обстрела пришлось нам выводить их из состояния стресса.

В батальоне мечтают создать свой музей, поскольку многие семьи иногородних бойцов обижаются, что фотографии их погибших детей не помещены в сквере Героев возле Дзержинского райисполкома. Поэтому место памяти о боевом пути «Кривбасса» обязательно должно быть. Тем более что многие уволенные в запас бойцы готовы поделиться материалом, экспонатами для будущего музея.

А вот Сергею Бондаренко, демобилизованному в мае, крайне сложно найти себя на гражданке. Заниматься довоенным делом - быть менеджером по продажам - у него нет особого желания.

- Во-первых, потому что над нашим «рейхстагом» не развевается украинский флаг, - такую параллель Сергей проводит с освобождением Украины от оккупантов. - Во-вторых, не могу слушать людей, которые спрашивают: ну и за что ты там воевал? Дескать, при Януковиче доллар был 8, а сейчас - 22. Чего вы там добились, на той войне? Знаете, если подобные вопросы вдруг начнут задавать солдаты на передовой, а потом ещё и все бросятся домой, тогда большинство граждан узнает, за что мы там свою кровь проливаем. Чтобы им здесь мирно и в достатке жилось!

Как мы писали ранее, один из самых блестящих военных репортажей российско-украинской войны написал  старший лейтенант 40-го мотопехотного батальона "Кривбасс" 17-й танковой бригады, командир опорного пункта "Зенит" Юрий Брехаря.