
Криворожанин, попавший в плен к террористам в Красном Партизане: С пленными сепаратисты работают «по методичке»
Во время обороны поселка Красный Партизан под Горловкой в конце января погибли четверо военнослужащих 20-го мотопехотного батальона. Когда поселок был захвачен террористами, 10 бойцов батальона попали в плен. Один из них — Сергей Степанов — оказался в плену с тяжелыми ранениями ног и спустя 15 суток был отпущен в рамках обмена военнопленными между сторонами.
О том, как Сергей оказался в плену, и что с ним там происходило, боец, который сейчас проходит лечение в госпитале, рассказал журналисту сайта "24" Евгение Мазур:
- Я журналист, меня уже вам представили. Теперь давайте знакомиться с Вами.
- Меня зовут Сергей, фамилия Степанов. Родом с Западной Украины — Тернопольская область, поселок Почаев, где я прожил 21 год до армии. После — переехал в Кривой Рог. Там появились работа, семья, ребенок...
В 2014 году, когда началось это безобразие с Крымом, с Донбассом, записался добровольцем, после чего мне позвонили, сказали явиться в военкомат с вещами, дали повестку — и с 3 мая несу службу в армии. Мы прошли подготовку около двух недель. После чего выехали на первый блок-пост, который стоял за городом Покровское Днепропетровской области, на границе с Донецкой. С этого момента пошла служба.
- Вы набирались как батальон территориальной обороны?
- Да. Через месяц снялись с Покровки, переехали под Красноармейск, уже непосредственно в зону АТО. Тогда поняли, что мы уже не тероборона, а просто едем, куда пошлют.
Начинал наш батальон с Мариуполя, где погибли трое ребят, в том числе — замкомбата. Потом поехали в Красноармейск, дальше называть не буду, не хочу навлекать на себя и на ребят беду: где мы были и что делали. В основном работа заключалась в том, чтобы наблюдать, контролировать население, поток транспорта и, соответственно, поток вооружения — чтобы не вывозилась на мирную территорию вся эта гадость.
- Попытки вывозить оружие были?
- Были. Также мы пресекали попытки вывозить драгоценности и большие суммы денег. В основном это были либо цыгане, либо сотрудники милиции, как правило — донецкие. Были золотые изделия с бирками, видно, что украшение еще новое: в коробочке, упакованное, с пробой, ценой и так далее. При простейшем вопросе — откуда это у вас, человек начинал теряться, не мог ответить, а потом придумывал какую-то сказку, типа "это моей тети-дяди, попросили вывести, я не видел, что там было". При этом украшения растыканы по всей машине. Также пытались вывозить большие суммы денег, происхождение которых люди не могли объяснить.
Мы таких людей сразу сдавали в СБУ. Ходили слухи, что мы все это отбираем, а потом в карман себе кладем. Нет. Все случаи фиксировались, дабы себя обезопасить от греха подальше.
- Что потом?
- Потом — крещение боем. Потом Пески. Там я с ребятами долго не побыл — меня ранило на второй день. Я был отправлен в больницу. Ребят из Песок забрали на Марьинку, а я к ним пришел уже после госпиталя.
Люди из Красногоровки слезно просили, чтобы мы вернулись
- Как складывались отношения с местным населением?
- Скажу так: после Красногоровки мы попали на ротацию. И на имя комбата пришло письмо, в котором люди из Красногоровки слезно просили, чтобы мы вернулись. Им было с чем сравнивать. Они видели, что начался порядок в городе, заработали магазины, появилось какое-то уважительное отношение к жителям, хотя 95%, наверное, населения было против нас.
- Изначально были против?
- Да. А, может, и не изначально. Знаете, это как в фильме "Свадьба в Малиновке" — "опять власть меняется". Там такое население, что ему по барабану, под кем валяться. Лишь бы не трогали.
- Все население такое?
- Нет. Были люди, которые действительно меняли мнение. Были те, которые жили там, но оставались патриотами Украины. А были такие, как тот дед из Малиновки, который постоянно шапки менял, когда власть менялась. Таких было много.
- Так что с письмом было?
- Вот пришло такое письмо. Оно было, получается, формата А4, полторы страницы — просьба, чтобы мы вернулись, и страниц на семь-восемь, наверное, было росписей местных жителей.
- Что было после ротации?
- После ротации мы попали в Красный Партизан, где даже месяц не отстояли. В меру своих возможностей помогали местному населению, в принципе, как и всегда. И продуктами, и медикаментами, и теплые вещи, время от времени, ребята отдавали...
22 января нас взяли, скажем так. Подробностей объяснять не буду. Получилось так, что пошло наступление, у них был перевес и в количестве, и в технике. После этого, увидел видео после боев за Красный Партизан, как их комбат рассказывал, что там у нас было и четыре БМП, и три танка, и человек 80 военных. Это все ложь.
- Что было?
- Одна БМП-копейка и 22 человека.
- А с их стороны?
- Вот с их стороны было порядка 70-80 человек и три танка. Дальше нюансы такие, что не хочу их упоминать.
Некоторые ребята отошли. Нас осталось 14 человек. Из них четыре погибли, были раненые, и я в том числе. Оказались в плену, где пробыли 15 суток. Потом обмен. И меня понесло по Украине кататься по госпиталям.
- Сейчас из ваших ребят в плену кто-то остается?
- Да. Поддерживаю связь со своим батальоном, постоянно спрашиваю, пытаюсь какую-то информацию вытянуть о том, кого поменяли, когда поменяли. Постоянно своих ищу. Когда недавно был обмен, там 130 или 140 человек меняли, я списки перечитывал несколько раз, своих не увидел, но, как оказалось, двое наших туда все-таки попали. Они уже дома. Четыре человека пока еще там.
Читайте также: В плен к террористам попали бойцы 20 батальона, среди которых есть криворожане (СПИСОК)
- Будем надеяться, что с ними все будет хорошо....
- Я тоже на это очень надеюсь. Разговаривал с ребятами, которые вернулись недавно домой, они рассказывали такую ситуацию. Один из дежурных боевиков, охранявший военнопленных, заходил в помещение, где я был, где ребята сейчас сидят, и просто в тупую хотел расстрелять. Потому что где-то вроде бы как прошел слушок, что будут брать Донецк. Поэтому хотели ребят расстрелять, но, благо, что там не все настолько "потерянные". У этого человека просто забрали оружие и вывели оттуда. Говорят, этих дежурных убрали, поставили других. Вроде как нормальных. А как сейчас там ребятам на самом деле... Понятно, уставшие, измученные, все хотят домой.
- Что было в плену?
- Зная, как сейчас относятся к другим пленным, то мы попали в президентские апартаменты. Жили в помещении, которое отапливалось, спали на матрасах. Так как я был ранен, то у меня было вип-место — я был на кровати.
- Медицинскую помощь оказывали?
- Да. Раз в двое-трое суток. Кормили нас утром и вечером. То есть, у нас условия были более чем достаточные.
- Об условиях, в которых содержат других военнопленных, Вам известно что-нибудь?
- Насколько я знаю, ребята, которые попадают к "казачкам" и чеченам содержатся в обычной яме на улице, дают булку хлеба на 10 человек в сутки. Плюс издеваются физически и морально. У нас же было только моральное издевательство. Каждый приходил, говорил, там, "укропы", "укры"... Я дальше не буду продолжать, какие интересные слова говорились о том, кто мы, что они про нас думают.
- Угрожали?
- Ну, так чтобы сильно — не угрожали, но поддевки были. Типа "мы придем к вам, будете делать то же самое". Такого плана. То есть морально давили.
- А кто там был?
- Не буду говорить. Все одеты, в принципе, почти одинаково. На лбу не написано — русский он, не русский. К лицам особо не присматривался, да и к разговорам особо не прислушивался. Не то положение было и не те условия.
Знаю, что ко мне приходил один медик чисто в российской форме. Ну и говор у него был далеко не украинский. Даже украинский русский язык от его говора очень отличался. Видно было, что человек из России. Не удивлюсь, если окажется, что он откуда-то из-под Москвы, потому что язык был очень похож.
Бурятов, например, лично не видел. То, что информация курсирует — это понятно. Вот у меня друг лежал в соседней палате, рассказывал: они попали в засаду, приняли бой, ребят потеряли. Но, по факту, малым количеством взяли еще 20 человек русских военных в плен. Это говорит само за себя. Я лично с российскими войсками не сталкивался.
- С кем сталкивались?
- Столкнулся с "ополчением", батальон "Восток". Нам рассказывали, что они все местные, все донецкие. Но, по финалу, как оказалось, там не только донецкие, там из Запорожья есть, и мои земляки из Кривого Рога. Со всей Украины там люди есть. Не знаю, чем они мотивируют свой переход на ту сторону. Они себя, конечно, бьют в грудь, что только за идею, и им никто ничего не платит. Но криворожанин, который, возможно, живет со мной на одном районе и мы с ним могли даже пересекаться, воюет там — и я не понимаю, какая у него идея. Если человек с Донбасса — это еще можно понять, что идея. Но какая может быть идея, если криворожанин — и в Донецкой области? Думаю, нормальный человек не пойдет просто так под пули в другой город. Какой ему интерес — не понимаю. Наверное, хорошо золотят, но они об этом молчат.
Кстати, этот криворожанин заходил, сильно хотел посмотреть на нас, потому что большая часть пленных были из Кривого Рога. Он пришел посмотреть и смотрел, как... Ну, я не знаю, на бомжей милее смотрят, чем он на нас.
Читайте также: Криворожанин Дмитрий Маймур женился в «ДНР» на девушке с автоматом
- Как Вас обменяли? По какому принципу они вообще отпускают людей?
- По какому принципу — я не знаю. Ребята-волонтеры говорили, что механизм обмена никто не оглашает. Не оглашают даже примерный список и даты. Потому что, например, скажут: завтра будем менять людей, а кто-то встанет утром не на ту пятку, и все пойдет кувырком. А для пленного известие о том, что его меняют, сравнимо с новостью о рождении ребенка. Ты этого дня ждешь, как манны небесной. Хочешь увидеть семью, обнять родных, забыться от этого всего.
У нас было так. Где-то после обеда пришел, как я понял, их "замполит" и сказал: "Вы, двое, одевайтесь, собирайтесь, сегодня идете на обмен". Нас погрузили в машину, толпой вывезли.
Нас вывозили восемь человек, было три скорых и два микроавтобуса. Приехали наши забирать — одна скорая и один "Богдан". Ребята, которые были с аппаратом Елизарова, без ног, просто ехали в автобусе. Я, не ходячий, с перебитыми, простреленными ногами, ехал на носилках на спинках сидений четыре или пять часов до Краматорска. Скажем так, условия обмена сепары предоставили гораздо лучше, чем наши. Как-то так.
Читайте также: Из плена террористов освобождены «киборги» и бойцы, попавшие к боевикам под КраснымПартизаном
- Их "замполит", какие функции он там выполнял?
- Изначально заходил к нам, просто интересовался как самочувствие, не издевается ли кто-то морально или физически. Мы сами у него начали спрашивать, какие новости, чтобы хоть как-то в пространстве ориентироваться. Потому что сидишь в четырех стенах. Да, вроде рядом свои ребята, но каждый свое думает, как он поступил, правильно или неправильно, ну, Вы понимаете.
Вот мы у него начали спрашивать, он начал доводить информацию. Обычно, новости были только с одной стороны — чисто их. Единственно важное, что он сказал — возможно скоро будет обмен, что обменивать будут только раненых, но предупредил, что не хочет обнадеживать.
- Можете вспомнить, что он говорил в самом конце, когда уходил?
- Обычно его просто выдергивали. То есть он приходил к нам, доводил какую-то новость, свои какие-то истории рассказывал, что он типа гражданский, не смог терпеть беспредел украинской хунты, пошел и стал бойцом. Типа, свою жизненную историю рассказывал. В конце каждого визита ему кто-то звонил, и ему, якобы, надо было куда-то срочно бежать.
- То есть, чистой воды информационное влияние – пришел; спросил, как вы; потом – я такой же, как вы; потом - загрузил информацией?
- Да-да-да!
Были своего рода манипуляции: "Посмотрите, против кого вы воюете, здесь все мирные, боевиков нету". Говорили, что типа, "вы попадете из плена, СБУ вас будет прессовать". Намек был, что "ребята, воевать больше не стоит".
Все, кто к нам заходил, задавали стандартные вопросы, говорили стандартные речевки. Не знаю, как это правильно сказать — инкубатор, не инкубатор, клон, не клон.
- Какие вопросы, какие речевки?
- Точно не воспроизведу. Такого плана: "Зачем вы сюда пришли, против кого вы воюете? Тут мирное население, женщины, дети. Вы стреляете по Донецку". Типа мы первые взяли в руки оружие, и первые начали убивать людей.
- Как Вы отвечали на такие вопросы?
- Ну, а как мы могли ответить? Мы — мобилизованные, нам дали команду, мы люди военные — команду дали, и мы пошли.
Лично видел, когда два сепарских "Града" отработали по центру Донецка
- Как они реагировали?
- Каждый по-разному. Некоторые начинали возмущаться. Некоторые — с пониманием относились, потому что военный есть военный.
Могу сказать, что у них выраженная агрессия к таким батальонам, как "Правый сектор" или "Айдар".
- То есть — к добровольческим?
- Да. Пытались нам навязать такую информацию, что ребята оттуда начинают насиловать девочек, обрезать соски, задувать пеной... Я в это не верю.
Были закидоны, что мы обстреливаем Донецк... Лично видел, когда мы стояли на Марьинке, как с Петровского района обстреливали центр Донецка. Лично видел, когда два сепарских "Града" отработали по целой кассете в сторону города. Где они стоят, было не видно — это было за терриконами, но я видел, что "Град" работает по центру Донецка. И сразу идет информация, что украинские войска обстреливают город, мирных жителей и тому подобное.
- Вы уже можете проанализировать, насколько была правдива та информация, которую Вам доводил их "замполит"?
- Я анализом еще не занимался. Пока пытаюсь забыть все то, что было и в Красном Партизане, и в плену.
Но видно было, что все там работали "по методичке". Вот это больше всего надоедало — одни и те же вопросы, иногда даже "впадло" было отвечать. Это делалось для того, чтобы убедить человека: он действительно неправ, воюет за какую-то непонятную хунту, за фашизм, за Америку... И еще раз убедить в том, что действительно убивает мирное население. Если человек морально слабый, то он начинает себя грызть изнутри, гнобить, и по финалу получается, что попадает домой и начинаются приколы с алкоголем или чем похуже — начинаются издевательства над женой или ребенком. То есть, они там человека подготавливают к тому, что когда он придет на гражданку, уже будет недееспособен.
- И что делать, как этому сопротивляться?
- Не знаю. Я, например, такой человек, что в себя много не впитываю. Видел, был. Я в себе все это перегрызу и забуду. Лишнюю информацию отбрасываю. Да, некоторым тяжело об этом разговаривать, трудно вспоминать. Я могу вспомнить, рассказать. В данный момент, это переношу легко.
Война — это, конечно, плохо, но когда надо защищать родных, свою страну, свой город — хочешь не хочешь, а надо. Я противник войны, противник решения вопросов на кулаках. Мне проще пообщаться с человеком. Морду набить можно в любой момент, а вот пообщаться с человеком, понять, почему так происходит — это намного интереснее.
- Было страшно? Мандраж, может, какой-нибудь...
- Первый мандраж лично у меня появился, когда стояли на первом блокпосту. Тогда ребята ездили на выезды, брали "редисок" — нехороших людей, и пошла информация, что где-то взяли кого-то из чеченов. После этого появился слушок, что чечены за наши головы назначили большую сумму. Вот тогда появилось понимание, что ты уже на войне. Сошло это через пару недель, просто забылось как-то. В Песках боялся. После того, как меня ранили, на каждый минометный выстрел, даже когда наши стреляли, срабатывал инстинкт самосохранения — падал, пытался забиться в какую-то ямку, чтобы, в случае взрыва, не зацепило.
Дальше уже страшно не было. В Красном Партизане страха не было. Было понимание того, что происходит: перестрелка, тебя минами обкладывают, танки, сам момент плена. Когда нас было только четверо, и я видел, как ребят одного за другим не стает — страха не было. Я все понимал, соображал. Задавали вопросы — я отвечал, видел, как все происходило. Понимал, что очередь подходит ко мне все ближе и ближе. Понимал, что сейчас могут пристрелить. Но, скажем так, это безвыходное положение и ситуация, в которой ты бессилен. Не было желания о чем-то просить. Знаете, вот как в фильмах показывают, что человек начинает горючими слезами реветь, проситься "только оставьте в живых, буду пятки целовать". Такого не было. Думал: ну, будет — и будет. Как-то так.